Как лентяю выучить испанский (для не самых начинающих).

Прочитал тут одну статью и повспоминал как начинал учить испанский сам. 

Итак стоит цель - выучить язык с минимальными энергозатратами. Места то свободного в голове практически нет (см картинку)))).

И вот тут нужно определиться с приоритетами. На самом деле, если учить по учебнику или разговорнику типа "испанский за 30 дней", непонятно что вы будете учить. Большинство слов оттуда вам не пригодятся, так как вы их вскоре забудете. То же самое с грамматикой. 

Опять же, что бы учиться таким образом, нужно иметь выдающуюся силу воли. Многие идут на курсы, но там тоже самое, только потраченные денежки мощно подпирают ваше нежелание запоминать ненужную информацию.

На самом деле вместо изучения языка таким образом вы пытаетесь делать 4 дела одновременно:  учитесь говорить и понимать еще неизвестно что (так как языка вы еще не знаете), учите грамматику какого-то незнакомого языка и собственно пытаетесь немного все-таки запомнить слова и предложения. Так вот если откинуть на первое время три первых дела, изучение пойдет гораздо успешней! И уже потом, когда в голове все немного уляжется, когда вы приобретете достаточный словарный запас, можно заняться и всем остальным.

Итак задача упрощается в несколько раз! Речь нафиг, грамматику нафиг, нафиг. А что бы было еще и интересно, делаем так. Скачиваем интересную книжку на испанском, желательно которую вы не читали или читали давно и пытаемся читать при помощи гугль или промт переводчика, ABBYY Lingvo словаря и интуиции. Упор делаем на словарь, переводя переводчиком только что-то непонятное. Можно также пользоваться так называемым "методом параллельных текстов" (еще он называется "метод Ильи Франка"  http://www.franklang.ru/). Но у меня лично не хватало терпения, и я всегда подсматривал "ответ". 

Мне лично понравился испанский вариант Гарри Поттера - интересно и большинство слов как раз пригодиться в жизни. Можно так же почитать "Полковнику никто не пишет" Габриэля Гарсиа Маркеса и другие книги латиноамериканских писателей, заодно узнаете много интересного о Латинской Америке. 

Вот осилив книжку, можно подключать и грамматику, заодно читая и разбираясь. А потом уже можно и к учителю, именно учиться устной речи. Хочу еще предостеречь от такого глупого "изучения" слово - перевод. Типа есть всякие программки, которые показывают слово а вы должны написать его перевод. Так можно учить только числительные, прилагательные и часть существительных (имеющих однозначный перевод). К тому же такие програмки выдают обычно дикий набор слов. До сих пор помню барабанные палочки, акробат и акаммулятор - не пригодились ни разу (вместо акаммулятора все говорят батарея).

Если вы думаете, что я неправ, почитайте тут статью, а я попытаюсь ее пересказать покороче.

"Обнаружив, что работать дальше над историческим сочинением не удастся, не овладев латынью настолько, чтобы легко читать средневековые материалы, Бетти принялась изучать этот классический язык. Она дала себе труд лишь познакомиться с основами грамматики, а затем, положив рядом перевод, стала читать интересующих ее авторов. Это прекрасный способ изучить язык, и я часто удивлялся, почему его не применяют в школе. Он избавляет от необходимости то и дело рыться в словарях и кропотливо подыскивать нужное значение. Спустя девять месяцев Бетти читала по-латыни так же свободно, как большинство из нас читает по-французски” 
   Цитата из рассказа Сомерсэта Моэма

 Большинство из нас не читает свободно ни по-латыни, ни по-французски, ни по-арабски. Следует ли отнести исключительные, по нашим меркам, успехи Бетти на счет ее природной одаренности или же, в большей части, на счет мощи изобретенного ее метода? 

В самом начале 70-х годов 19 века И.А. Гончаров писал в своих воспоминаниях о студенческих годах, проведенных в стенах Московского университета:
 Цитата:
"Вообще надо сказать, что лекторы новейших языков из иностранцев почти не нужны в университете. Туда, особенно на филологический факультет, надо поступать молодым людям из русских с значительной подготовкой в языках, чтобы самим справляться, где нужно, с иностранной грамотой. Учиться ей там некогда, да и совестно: не студенческое дело преодолевать синтаксические трудности, когда надо уже уметь читать писателей в оригинале. Это дело школы”.

И русская средняя школа (гимназия) со своим делом справлялась славно. Абитуриенты, поступающие в университет сдавали экзамены и по латинскому языку, и по французскому, и по немецкому без словаря. Самая обычная процедура сдачи состояла в том, что экзаменуемый "с листа”, т.е. без предварительной подготовки, переводил устно два-три абзаца из раскрытой экзаменатором наугад книги на соответствующем языке. 

 В интересующий нас период 1826-1918 гг. неоднократно менялись и программы и часовые нагрузки, так что остается говорить лишь об общих и усредненных тенденциях. Как представляется, относительно распределения учебных часов действовал вполне неукоснительно следующий принцип: иностранные языки в совокупности получали столько же учебного времени, сколько русский язык и литература, сколько математика (алгебра и геометрия) и, наконец, сколько история, отечественная и зарубежная. Обделенной осталась лишь география - ей отводилось столько же часов, сколько - "отдельно взятому” иностранному языку. 

     Таким образом, было бы ошибкой полагать, что в классической гимназии, судя по ее названию, классические языки (древнегреческий и латинский) вкупе со своими молодыми собратьями (французским и немецким) играли роль профилирующих дисциплин. Им, правда, было отведено довольно почетное место, но - за русской словесностью и математикой. 

     Обобщая, мы вправе заключить, что на обучение одному из преподававшихся иностранных языков русская гимназия "тратила” никак не более 2,3 уч. года (19 месяцев) и никак не менее 1,25 уч. года или 10 месяцев.

 Имеется множество свидетельств в пользу именно минимальной оценки. Например, свои воспоминания Ф.И. Буслаев, знаменитый русский филолог, начинал так:
Цитата:
"В июле месяце 1834 г. отправился я из Пензы в Москву держать экзамен в университет… Мне только что минуло 16 лет 13 апреля, и я был совсем еще маленьким мальчиком, и голос у меня был совсем ребяческий”.

     Экзаменоваться ему предстояло, помимо прочего, по-латыни, по-французскому и по-немецкому, а закончил он, по его словам, "пензенскую 4-классную гимназию”, или, иначе говоря, неполную классическую. На экзаменах в Московский университет мальчик Федя, по позднейшему признанию Федора Ивановича, страшно трусил, но все сошло наилучшим образом: он не только был зачислен студентом, он был зачислен, сверх того, на "казенный кошт”. 

     Доведем сравнение до конца. Бетти научилась свободно читать, т.е. не прибегая к словарю, по-латыни за 9 месяцев - Ф. Буслаев и его соученики достигли того же результата за 10-11 месяцев. 

Теперь встает вопрос: почему это наши бакалавры, изучавшие иностранный язык в средней школе и в университете суммарно 10-15 лет, так и не овладели им в такой степени, чтобы свободно читать на нем литературу по избранной ими специальности? 
     Почему - или, может быть, вернее спросить: за счет чего - непосильную для нашей средней школы и для вуза, вместе взятых, задачу дореволюционная средняя школа, бесперебойно, без видимых затруднений решала в течение целого столетия? 

Вся беда ныне действующей системы изучения иностранных языков (школы, вузы, курсы и, в большей мере, самообучение) - в том, что она нацелена отнюдь не на язык, а на нечто иное, имеющее довольно тесную связь с языком и внешне похожее на язык. Подмена предмета изучения была произведена с такой ловкостью, что никто не вздумал крикнуть "Караул!” или ударить в набатный колокол.

Это "нечто, чрезвычайно похожее на язык”, есть речь. В обыденной речи она сама себя нередко именует "разговорным языком”, но для филолога факт самозванства должен быть вполне очевиден.

Если язык по природе своей един и, после появления на свет грамматики, постоянно озабочен упорядочиванием своих богатств, то речь до бесконечности дробится, с одной стороны, на множество диалектов, говоров, речений, а с другой - на столь же великое множество профессиональных жаргонов, сленгов, арго. В конечном счете, она индивидуальна и индивидуалистична, так как каждый говорит так, как придется. "Свободе”, т. е. личному произволу, здесь нет предела. Язык устойчив - речь зыбка, переменчива, бесформенна. Короче, "язык - это поток, а речь - всего лишь пена на нем”. 

     Задолго до теоретического осмысления этой важной истины русская гимназия сделала свой стратегический выбор в пользу "потока”. Изучался в ней именно язык, а не речь. 

    Учили и учились переводу - и только! Переводу сначала с иностранного на русский, потом с русского на иностранный. 
     Грамматика преподавалась сначала как вводный курс, как очерк ее основ, а затем - гораздо более глубоко и подробно при разъяснении темных мест в изучаемом оригинальном и ни в коем случае не в адаптированном тексте. 

И вот что очень важно. Навык такого рода чтения литературы на новых европейских языках, будучи раз приобретенным, оставался с бывшим гимназистом всю его, гимназиста, жизнь, так как чтение это из школьной обязанности превращалось в приятную и полезную привычку. 

     Итак, гимназия не ставила перед собой задачу обучить искусству непринужденного разговора, справедливо, вероятно, полагая, что ему можно обучиться, лишь попав в соответствующую речевую среду. Однако необходимые предпосылки для безболезненного вхождения в нее она все же создавала.

 П. Н. Милюков - в будущем видный русский историк, лидер партии кадетов и министр временного правительства - закончил  московскую полную классическую гимназию в 1877 году... (дальше много букф)...
Первый приступ к английскому относится к 1877 году или, точнее, ко второму полугодию выпускного класса в гимназии. По словам Павла Николаевича, "усвоив путием чтения немецкий и французский языки”, он "решил присоединить и английский”. 
Сказано - сделано:
Цитата:
"Соединившись с Стрельцовым, мы пригласили английскую учительницу, которая очень нас продвинула вперед. Помню, мы читали с нею "Jane Eyre” Шарлотты Бронте, но потом добились от нее даже чтения Байрона, - конечно, одним нам тогда недоступного”.

     Вряд ли эти занятия продолжались более трех месяцев: в конце учебного года грозно маячил призрак экзаменов на аттестат зрелости, к которым надобно было готовиться загодя. Но главное было уже сделано: Павел Николаевич получил доступ к английской литературе в подлиннике, "присоединив” тем самым английский к немецкому и французскому языкам. 

     Однако, с английской речью дела обстоял отнюдь не удовлетворительно:
Цитата:
"Я помнил, - писал П. Н., - как, приехав из Парижа в Лондон (1897) на увеселительном поезде за 40 франков, я спросил полисмена, как пройти на такую-то улицу, а он, осмотрев меня, вежливо ответил мне по-французски”.

Из этого столь же забавного, сколь и поучительного эпизода П. Н. сделал для себя соответствующий вывод: "Мне, очевидно, многого недоставало - просто чтобы заговорить, как следует”. 

     Для нас в высшей степени любопытны конкретные шаги, предпринятые П. Н. к тому, чтобы устранить этот очевидный недостаток.
Цитата:
"Мне посчастливилось найти молодую англичанку мисс Хьюз, профессиональную учительницу, которая поняла, что мне нужно, и не думала со мной переучивать грамматику. Каждый день она приезжала на Удельную - и не только мы разговаривали, чтобы усвоить произношение, но я решил вместе с нею приготовить самый текст будущих лекций, написав его прямо по-английски. Тут я только понял, что значит писать прямо на чужом языке. Английская речь, как всякая, имеет свою логику, и это понимание английской конструкции речи мне внушила на опыте мисс Хъюз… Мне приходилось переделывать каждую фразу своей вступительной главы по нескольку раз, и все казалось, что ради ясности я жертвую точностью. Очень медленно устанавливалась новая привычка. 

… Мы условились с мисс Хъюз встретиться в Лондоне и совершить вместе велосипедную прогулку по живописному Северному Уэллсу, где жили ее родные… Эта поездка, кроме удовольствия доставила мне и большую пользу, развязала мне язык”.

На изучение английского языка - и письменного, и разговорного - Милюков в общей сложности положил несколько более года, после чего с полным успехом выступил с курсом лекций по истории русской политической мысли как перед американской, так и перед английской студенческой - и не только студенческой - аудиторией.

 Лекции Милюкова имели полнейший успех как в США, так и в Англии, отзывы о них в прессе были самые благоприятные. По завершении курса Чикагский университет заключил с русским профессором новый контракт, так что Павел Николаевич, едва вернувшись из своей первой поездки в Америку (1903), должен был готовиться ко второй (1904 - 1905)…

Выпускники гимназии, навсегда покидая ее стены, уносили с собой не только знание тех трех или четырех иностранных языков, которые значились в учебной программе. Они носили с собой, сверх того, и алгоритм познания любого иного иностранного языка, и представление о том, как перейти от познанного языка к разговорной речи на нем. Ни у кого, к тому же, не было сомнений в святости той истины, что познание письменного языка должно предшествовать в качестве необходимой предпосылки усвоению навыков устной речи (гувернеры и гувернантки - это для малолетних). 

Ныне преподавание иностранных языков исходит из прямо противоположной целевой установки

 Чтобы не быть голословным, обращаюсь к самому популярному во второй половине 20 века учебнику английского языка, выдержавшему несметное число переизданий. Его авторы - Бонк Н. А., Котий Г. А. и Лукьянова Н. А. - предуведомляют читателей:
Цитата:
"Настоящий учебник предназначен для взрослых учащихся, впервые приступающих к изучению английского языка под руководством преподавателя, и представляет собой первую часть учебника для четырехгодичного курса обучения при 8 - 10 часах аудиторных занятий в неделю. Он может быть использован на курсах иностранных языков, в языковых и неязыковых вузах и других учебных заведениях, где целевой установкой обучения языку является приобретение навыков устной речи”.

 У нас имеется редкостная возможность сравнить эффективность "гимназического метода” изучения английского языка (”от языка к речи” - его принцип), представителями которого выступили Милюков со Стрельцовым, с эффективностью "метода гувернера” (”от устной речи к языку”).

 К усвоению английского языка два приятеля гимназиста шли прямо, не отвлекаясь на второстепенные цели, какими бы соблазнительными последние не казались. Этот прямой путь пролегал сквозь чтение от первой и до последней страницы трехтомного романа "Джейн Эйр” Шарлотты Бронте. 

     Преодолев крутой подъем, друзья овладели двумя неоценимыми сокровищами: основным словарным запасом языка и грамматикой как полной и связной системой. Владение же обоими в их органическом единстве и есть владение языком в самом узком и точном значении термина (т. е. языком, но пока не речью). Овладев же языком, можно было переходить от статарного (учебного, с разбором текста) чтения к курсорному (беглому): все богатство английской и, шире, англоязычной литературы, художественной и научной, сразу открылись перед победителями. 

     Раз приобретя навык и привычку к чтению английской литературы и, нужно думать, прессы, Милюков уже более никогда от них не отвыкал, и тем более что материалов для чтения было предостаточно. Спустя четверть века, т.е. тогда, когда обстоятельства заставили профессора взяться за освоение одного из множества вариантов англоязычной речи, английский язык он знал весьма обстоятельно. 

Сколько же часов аудиторного только времени, не считая самостоятельных занятий, было затрачено на приобретение такого знания? 8-10 часов в неделю - такого и вообразить себе невозможно: ни финансовый бюджет, ни бюджет времени двух гимназистов такой нагрузки выдержать не смогли бы. Встречались они с учительницей, скорее всего, раз в неделю, но, возможно, и два раза. Исходя из максимума, два раза в неделю по два часа в занятие в течение четырех месяцев второго полугодия, мы получаем сумму - 64 часа. 

Что за эти 64 часа плюс Х часов самостоятельных занятий было достигнуто? Известно что: усвоение основного словарного фонда английского языка, который обычно оценивается в 6-7 тыс. лексических единиц, а также весьма основательное ознакомление со всеми явлениями английской грамматики. 

     Сколько на решение аналогичной задачи уходит аудиторского времени в рамках "методики гувернера”? А задача эта там просто не находит решения. Оба тома, рассчитанные на четырехгодичный курс обучения, в сумме дают всего лишь 2 тыс. лексических единиц, т.е. менее трети того словарного минимума, с усвоения которого начинается беглое чтение на языке. Эти две тысячи - "ни Богу свеча, ни черту кочерга”. С ними тот порог, что резко отделяет незнание языка от знания, никак не может быть преодолен. Так что обещание авторов "обучить языку” ими же и опровергается как несостоятельное прямо тут же, во введении. 

     Теоретически проще простого, конечно, подсчитать, сколько лет и сколько аудиторных часов при данной скорости потребуется на то, чтобы довести учащихся по учебнику Н. А. Бонк до того рубежа, до которого Милюков со Стрельцовым добрались за три-четыре месяца. По моей калькуляции, этот срок составляет не менее 12 учебных лет или 3072 уч. ч. При 8-часовой недельной нагрузке, или 3840 уч. ч. при 10-часовой недельной нагрузке на преподавателя. 

зададимся вот еще каким интригующим вопросом: ладно, Бог с ним, с английским языком, но как обстоят дела с обещанными "навыками устной речи”? 

     А для обещания с кем навыки эти могут пригодиться? 2 тыс. лексических единиц - это словарный запас лишь самого низшего социального слоя, т.е. лиц, получивших образование лишь в начальной школе. Выпускники средней школы употребляют уже 4 тысячи, а высшей - до 6 тыс. лексических единиц. Последнее число составляет, как помним, стартовый минимум для беглого чтения англоязычной литературы. 

     Окончивший четырехгодичный курс обучения английскому "языку” очень рискует оказаться лицом к лицу с таким собеседником, в речи которого добрая половина, если не две трети, слов останутся для него непонятыми. Ну не обидно тратить столько времени, сил, денег на достижение столь убогого результата? 

     Есть дела, которые либо делаются сразу, либо не делаются вовсе. И изучение языка относится именно к такому разряду: Милюков со Стрельцовым изучили английский именно сразу, если сравнить их три-четыре месяца, положенные на изучение языка, с той альтернативой, которая предполагается нынешней средней школой - 12 лет.

Почему это так? Да потому, что всякому действенному делу внутренне присущи сроки его выполнения. У сроков этих есть свои пределы - нижний и верхний. О первом из них обычно помнят очень хорошо: скорее скорого дела-де не сделаешь. Но о верхнем очень часто забывают и, чтобы дело как-то сдвинуть с мертвой точки, верхний предел его исполнения отодвигают все дальше и дальше. 

     Стремление в первую очередь обучить, научиться устной речи как можно скорее, неизбежно приводит к своего рода "долгострою”, к чудовищному затягиванию учебного процесса. А чем он дольше, тем все больше и больше ЗАБЫВАНИЕ берет верх над запоминанием лексики и усвоением элементарных клише разговорной речи. Сначала, т.е. на довольно близком к началу этапе, происходит уравновешивание противоположных тенденций, но учащиеся довольно долго бодро продвигаются вперед, не замечая, что исполняют упражнение, в строевой подготовке известное как "шаг на месте”. В конце же курса в их сердцах поселяется смирение "к языку-де, несмотря на все отличные оценки, по природе неспособен”, а ум уже готов к постижению мудрости Сократа: "я знаю лишь то, что ничего не знаю”. 

Полный текст здесь http://igor-grek.ucoz.ru/publ/lux/ezik_parallel/15-1-0-493